10.03.2012 в 02:17
549 слов.
Они вернулись героями. Кто-то вёз в повозке трупы товарищей, убитых дьявольской чертовщинной мебелью, кто-то нёс с собой стащенное под шумок золотишко, а остальные либо вели лошадей, либо, если уж сильно изранены, сидели рядом с мертвыми телами своих друзей, дули себе в ладоши и тихонько приговаривали «да ёп твою мать».
Гастон, как известно, впереди. Через всё лицо идут шрамы, вторая рука покоилась в перевязке, но всё так же – прямая спина, гордый профиль и сурово поджатые губы.
Люди чествовали и кричали. Люди кидали в них деньги и шапки. Жёны выбегали из своих домов и кидались на шею мужьям, либо падали на пороге, крича от невыносимой боли утраты.
Они вернулись героями; в одной из повозок лежал убитый зверь, а где-то очень вдалеке догорал его замок.
Чей-то женский голос в психиатрическом карцере надорвался на высоком истеричном вопле; Гастон туда не смотрел – он знал, кто закричал в карцере.
- Оставь меня в покое.
Приготовления к свадьбе шли очень быстро: Гастон не любил ждать и делать этого не умел. Кто-то пытался отговорить его от свадьбы на полоумной, но затем эту затею бросил: как-то было жалко свои зубы.
Гастону шили красный костюм из привезенной из столицы ткани.
Гастон просил портного сделать из шкуры убитого зверя накидку для своей невесты.
Гастон к своей свадьбе подстрелил двенадцать уток и двух кабанов.
Гастон был счастлив.
За невестой присматривали тройняшки Бью: когда за ней никто не следил, она пыталась всякий раз убить себя. Когда наступил день свадьбы, рядом с плечистым и мужественным красавцем стояла бледная изможденная девушка со впалыми щеками и нездоровым блеском в глазах; на её руках под платьем были белые бинты…
- Это ты чудовище, Гастон, а не он.
Гастона раздирало бешенство и раздражение.
Он, шатаясь, оперся на косяк двери: пуговицы уже оторваны от пиджака, на щеках играл беспорядочный румянец, а из большой мозолистой руки упала на пол тёмная бутылка, плюясь остатками красного вина.
Его невеста сидела на краю кровати, как привидение. Коленки сведены вместе, руки с продольными шрамами намертво вцепились в юбку, а сама она старательно не смотрела на выпившего супруга.
Гастон не знал, что и чувствовать к ней.
Его распирало от внезапно проснувшейся нежности к этому цветку деревни, но в голове и сердце мерно гудели злость и обида. Он резким движением скинул с ног сапоги и направился к ней: его также начал распирать иной жар, совсем, совсем иной.
Сопротивлялась она недолго: хватило пары крепких затрещин, чтобы она лежала на кровати, бессмысленно откинув назад голову. Но Гастона расстроило даже не это: к неудовольствию своему он не мог вспомнить более деревянной в постели девушки.
- Уж лучше умереть, чем быть с тобой!
Её тело нашли не сразу: за три–четыре дня деревенские проверили все ручьи, канавы, глухие закоулки леса, пока кто-то (кажется, забавный друг Гастона – и как же его зовут?...) не догадался вернуться на место сожженного замка Чудовища.
Она действительно была там. Она лежала в изорванном желтом богатом платье, обернувшись в накидку из шкуры зверя, и совсем уже посинела. В её грудной клетке застрял узкий, украденный у мужа кинжал, которым он убил Чудовище, а в подкладке накидки запутался вырванный листок из её любимой книжки: воссоединение принца и принцессы…
Хоронили её на том месте, где стоял сожженный замок. Гастон мрачно пил вино из фляги, в карцере смеялся сошедший с ума Морис, разговаривавший с чашкой, а в деревне словно повис немой, но высокий истерический крик узнавшей о смерти любимого девушки…
URL комментарияОни вернулись героями. Кто-то вёз в повозке трупы товарищей, убитых дьявольской чертовщинной мебелью, кто-то нёс с собой стащенное под шумок золотишко, а остальные либо вели лошадей, либо, если уж сильно изранены, сидели рядом с мертвыми телами своих друзей, дули себе в ладоши и тихонько приговаривали «да ёп твою мать».
Гастон, как известно, впереди. Через всё лицо идут шрамы, вторая рука покоилась в перевязке, но всё так же – прямая спина, гордый профиль и сурово поджатые губы.
Люди чествовали и кричали. Люди кидали в них деньги и шапки. Жёны выбегали из своих домов и кидались на шею мужьям, либо падали на пороге, крича от невыносимой боли утраты.
Они вернулись героями; в одной из повозок лежал убитый зверь, а где-то очень вдалеке догорал его замок.
Чей-то женский голос в психиатрическом карцере надорвался на высоком истеричном вопле; Гастон туда не смотрел – он знал, кто закричал в карцере.
- Оставь меня в покое.
Приготовления к свадьбе шли очень быстро: Гастон не любил ждать и делать этого не умел. Кто-то пытался отговорить его от свадьбы на полоумной, но затем эту затею бросил: как-то было жалко свои зубы.
Гастону шили красный костюм из привезенной из столицы ткани.
Гастон просил портного сделать из шкуры убитого зверя накидку для своей невесты.
Гастон к своей свадьбе подстрелил двенадцать уток и двух кабанов.
Гастон был счастлив.
За невестой присматривали тройняшки Бью: когда за ней никто не следил, она пыталась всякий раз убить себя. Когда наступил день свадьбы, рядом с плечистым и мужественным красавцем стояла бледная изможденная девушка со впалыми щеками и нездоровым блеском в глазах; на её руках под платьем были белые бинты…
- Это ты чудовище, Гастон, а не он.
Гастона раздирало бешенство и раздражение.
Он, шатаясь, оперся на косяк двери: пуговицы уже оторваны от пиджака, на щеках играл беспорядочный румянец, а из большой мозолистой руки упала на пол тёмная бутылка, плюясь остатками красного вина.
Его невеста сидела на краю кровати, как привидение. Коленки сведены вместе, руки с продольными шрамами намертво вцепились в юбку, а сама она старательно не смотрела на выпившего супруга.
Гастон не знал, что и чувствовать к ней.
Его распирало от внезапно проснувшейся нежности к этому цветку деревни, но в голове и сердце мерно гудели злость и обида. Он резким движением скинул с ног сапоги и направился к ней: его также начал распирать иной жар, совсем, совсем иной.
Сопротивлялась она недолго: хватило пары крепких затрещин, чтобы она лежала на кровати, бессмысленно откинув назад голову. Но Гастона расстроило даже не это: к неудовольствию своему он не мог вспомнить более деревянной в постели девушки.
- Уж лучше умереть, чем быть с тобой!
Её тело нашли не сразу: за три–четыре дня деревенские проверили все ручьи, канавы, глухие закоулки леса, пока кто-то (кажется, забавный друг Гастона – и как же его зовут?...) не догадался вернуться на место сожженного замка Чудовища.
Она действительно была там. Она лежала в изорванном желтом богатом платье, обернувшись в накидку из шкуры зверя, и совсем уже посинела. В её грудной клетке застрял узкий, украденный у мужа кинжал, которым он убил Чудовище, а в подкладке накидки запутался вырванный листок из её любимой книжки: воссоединение принца и принцессы…
Хоронили её на том месте, где стоял сожженный замок. Гастон мрачно пил вино из фляги, в карцере смеялся сошедший с ума Морис, разговаривавший с чашкой, а в деревне словно повис немой, но высокий истерический крик узнавшей о смерти любимого девушки…